Чем толще панцирь черепахи,
Тем тяжелей его нести,
И нет другой такой рубахи,
Чтоб исполняла роль брони.
И наглухо прирос он к коже,
Уже не снять, не поменять,
И я теперь на танк похожа,
Но не умею лишь стрелять.
И не было бы всё так грустно,
А также не было б смешно,
Но безопасности искусство
Мне отравило жизнь давно.
И я везде не поспеваю,
В работе, в спорте и в любви
Мне времени всё не хватает,
Хоть триста лет ещё живи!
Я от такого огорченья
Уже решила не спешить -
Прочь все тревоги и сомненья!
Не буду быстро я ходить!
Рожденный ползать ведь не может
Летать под куполом небес,
Пусть задубела моя кожа
И неподьемен стал мой вес,
Пусть с неба звезд я не хватаю,
И не летаю, словно моль,
Закрыты пусть ворота рая
Передо мной, передо мной,
Но я нужна же для чего-то?
Зачем-то Бог создал меня?
И бедолагу бегемота,
Что также спит в теченьи дня.
Пусть хоть для вящего примера
Мы так придавлены к земле
Заботами и массой тела,
Что всё же лучше жить в воде.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Поэзия : 2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
